Совместный проект	При поддержке

Андрей Морозов: Российские программисты и по сей день — лучшие в мире

Cnews.ru: Какие изменения в 2002 году на рынке информационных технологий в России, на Ваш взгляд были ключевыми?

Андрей Морозов: На мой взгляд, самым главным для всего отечественного рынка в прошедшем году был финансовый подъем. Естественно, это отразилось и на развитии рынка ИТ, в том числе и телекоммуникационной отрасли. Это объективные законы: когда на рынок приходят деньги, начинается активное развитие, когда их нет — борьба за выживание.

Однако хотелось бы отметить, что эти изменения в значительной степени конъюнктурны. Нельзя сказать, что российский ИТ-рынок стал внезапно развиваться благодаря какому-то технологическому прорыву, или мы все вдруг стали кардинально лучше работать, чем на Западе. Это не так. Изменения на ИТ-рынке обусловлены тем, что сейчас конъюнктура у нас лучше, чем на Западе: поскольку на российском рынке появились деньги, он стал интересен как рынок сбыта. Поэтому не надо обольщаться — это отнюдь не означает серьезное увеличение эффективности.

Cnews.ru: Вы неоднократно заявляли, что российские разработки в сфере индустрии ПО для телекоммуникаций часто превосходят иностранные решения. В чем проявляется это превосходство и насколько оно значимо?

Андрей Морозов: Как правило, это проявляется в более широких функциональных возможностях и комплексности решений, в более качественном техническом сопровождении, умеренной стоимости и оперативности внедрения. Эти преимущества российских решений обусловлены тремя основополагающими факторами.

Первое — мы можем, (и это признано во всем мире) работать гораздо интенсивней и эффективней, чем на Западе. Мы не раз удивляли весь мир выдающимися достижениями в науке и промышленности, начиная с постройки российского флота при Петре I и продолжая этот список запуском первого спутника, первого человека в космос, первой АЭС, первым циклотроном.

Второе — высокий уровень нашего образования. Благодаря некогда лучшей в мире системе массового образования мы и сейчас имеем лучших в мире специалистов. Эрудированные, с широким кругозором, они могут решать задачи, которые не по силам их западным коллегам с узкой специализацией.

Третье — высочайший уровень креативности. Всем известна русская смекалка, про которую говорил еще Суворов. Нестандартный, творческий подход — вот характерные черты российских специалистов.

Благодаря сочетанию этих факторов наши программисты — одни из самых лучших в мире. При современном менеджменте, получив доступ к лучшим в мире инструментальным технологиям и нормальное финансирование, они создают системы, успешно конкурирующие с продукцией крупнейших брендов.

В своеобразном соперничестве российских и западных ИТ-производителей ситуация похожа на спринтерскую велогонку — тот, кто основную часть гонки следует сзади, тот и побеждает. Ехать за лидером, в уже рассеченном потоке воздуха, на треть легче, поэтому у того, кто идет вторым остается больше сил на победный финишный рывок. Чтобы не оказаться впереди велосипедисты даже стоят в сюрплясе, причем довольно долго, выжидая у кого сдадут нервы.

В СССР ИТ применялись в подавляющем большинстве лишь в военной и специальных сферах. Бизнес-применение ИТ до сравнительно недавнего времени оставалось невостребованным. С появлением спроса первыми на нашем рынке появились западные технологии, имевшие к тому времени определенный опыт бизнес-применений. Кстати, не всегда идеальный.

В то же время в появляющихся российских ИТ для бизнеса был учтен мировой опыт, благодаря чему у них оказалось гораздо больше технологических преимуществ. У нас сразу начали использовать новейшие инструментальные средства, последние технологии и перспективные архитектурные решения. И это, естественно, сказалось на результатах.

Cnews.ru: Но у отечественных разработок есть и недостатки, какова их природа?

Андрей Морозов: Недостатками российских решений, причем, главным образом на внешних рынках, является традиционное предубеждение против них западных компаний, западных менеджеров, западных учредителей. Исторически сложилось, что, как правило, российские компании хуже умеют продвигать свои решения, у них плохо развит маркетинг, отсутствует брендинг. В них больше усилий тратится на создание продукта, нежели на его продвижение.

На Западе принято действовать с точностью до наоборот. Основные затраты идут на маркетинг и продвижение. Поэтому им многое непонятно. Отсюда и недоверие к российским технологиям.

Кроме того, в России часто практикуется кустарный подход в создании ИТ. Конечно, на начальном этапе развития это естественно. Например, молодые выпускники Стэнфорда Билл Хьюлетт и Дэйв Паккард начали с того, что в гараже сделали звуковой генератор. Другое дело — насколько производитель будет работать на кустарном уровне. К сожалению, бывает, что в России поставщик недостаточно осознает необходимость перехода к индустриальной фазе производства. И это бросает тень на всю отрасль.

Cnews.ru: Технологическое превосходство должно отражаться на рыночных позициях. Какова сейчас доля российских компаний на отечественном рынке ПО для телекоммуникаций?

Андрей Морозов: Что касается продуктов, носящих торговую марку CBOSS, то мы вытесняли другие решения многократно, десятки раз, если считать все продукты и западные установки в той области, где мы работаем. По данным независимых исследований наши продукты занимают около 50 процентов российского рынка.

А вот продукты CBOSS ни разу не были заменены западной системой. По-видимому, это говорит о том, что российские решения действительно имеют определенные технологические преимущества, что благоприятно отражается на их рыночных позициях.

Cnews.ru: В последнее время все чаще появляются сообщения о том, что в России оживают производители аппаратуры. Есть ли шансы у российских производителей занять хоть какие-нибудь ниши на рынке телекоммуникационного оборудования в обозримой перспективе?

Андрей Морозов: Как производители информационных технологий, мы не изобретаем велосипед -оборудование не паяем. Но что такое оборудование? Любое современное железо включает определенный слой ПО. И чем сложнее оборудование, тем более значимым является ПО. Можно провести аналогию с автомобилями — зачастую мощность и характеристики изменяются чип-тюнингом. Как видите, даже такая сугубо железная, материальная вещь, как автомобиль, сегодня уже содержит настолько существенное ПО, что его характеристики могут изменяться перепрограммированием.

Ни в коем случае не умаляя заслуг тех, кто сам производит устройства, мы убеждены, что нет смысла самим делать железо, когда другие его делают профессионально. Да, волею судеб эти производители — западные. Но, если мы рассмотрим стоимость всего оборудования, то оно состоит из трех слоев — это стоимость собственно железа, которая формируется определенным образом из себестоимости его производства, это слой связанный с интеллектуальной собственностью, и достаточно серьезный финансово-маркетинговый слой. Причем в стоимость ПО заложены определенные услуги сопровождения и консалтинга, а финансово-маркетинговый также включает в себя стоимость брендинга.

Стоимость «физического слоя», собственно железа, мизерна, по сравнению с двумя другими слоями — интеллектуальным и финансово-маркетинговым. Поэтому когда производитель создает добавленную стоимость, ему выгодней работать с более дорогим слоем.

Зачем вести натуральное хозяйство? Мы строим свою работу таким образом, что, берем у наших западных партнеров собственно «железо», некоторую часть слоя интеллектуальной собственности и брендинга. Но максимум прибавочной стоимости интеллектуального слоя создаем сами. Таким образом созданная нами прибавочная стоимость в оборудовании — определяющая.

Cnews.ru: Какова Ваша стратегия работы с интеллектуальной собственностью?

Андрей Морозов: Конечно, патентная чистота. Мы создаем наши технологии с нуля. Естественно, не пиратствуем. Права на интеллектуальную собственность и торговые марки регистрируем.

Cnews.ru: Можно ли взломать или украсть решения компании?

Андрей Морозов: Взломать можно все, что угодно. Как говорил каретных дел мастер: «Если один человек построил, другой завсегда разобрать сможет». Однако никто ничего у нас не воровал и, насколько мне известно, пока не пытался.

Во-первых, создавая интеллектуальную собственность, мы изначально защищали наши технологии от несанкционированного использования.

Во-вторых, эти технологии достаточно сложные, и чтобы их эксплуатировать, нужна поддержка, нужен профессиональный сервис. Допустим невероятное: кому-то пришло в голову продать нашу систему на «горбушке» и кто-то ее купил. Разница между эффективностью применения такой системы и приобретенной у производителя более, чем покрывает затраты на приобретение. Работа в условиях профессионального сервиса гораздо эффективней, здесь ничего не сэкономить не получится.

Скажем, есть хорошие спортивные машины, но их почти не воруют. Эксклюзивные тюнингованные автомобили фактически невозможно эксплуатировать без квалифицированного сервиса, а сервис этот оказывают, как правило, одна-две специализированные компании, знающие своих клиентов наперечет. Допустим, украли такую машину. И что дальше? Ее надо обслуживать. Но как? Остается только любоваться ею в гараже.

Cnews.ru: Известно, что ИТ востребованы компаниями, работающими на высоко конкурентных рынках. Некоторые говорят, что большинство традиционных операторов телефонии сегодня нельзя отнести к таковым, Вы согласны?

Андрей Морозов: Это действительно так. По нашему ощущению, возникающему при работе с традиционными операторами фиксированной связи, у них связаны руки, то есть, нет свободы принятия решения.

Конечно, так или иначе, они конкурируют в любом случае, например, на рынке услуг сотовой связи. Но, опять же, впечатление такое, что права выбора у них нет, во всяком случае, в области выбора информационных технологий. Так, если даже вы предлагаете такому оператору интересное ему решение, объективно соответствующее его потребностям, оказывается, что он, по каким-то организационным или административным причинам, принять его не может. Получается, что у них нет выбора, и сегодня мы не можем рассматривать этих операторов, как операторов, которые могут вести конкурентную борьбу. Они находятся как бы вне бизнес-плоскости. Они не пытаются предложить лучшую услугу, лучшие условия обслуживания, тарифы. Если не применяются инструменты и механизмы, используемые в конкурентной среде операторов связи, то, как вообще можно говорить об их конкурентоспособности?

У коммерческого предприятия есть конкретная бизнес-цель — прибыль, доля рынка, капитализация, стоимость акций, повышением инвестиционной привлекательности и т.д. Такое предприятие имеет определенную свободу выбора путей достижения этих целей. Это и есть конкуренция — каждый сам выбирает технологии. Одни ставят технику от Hewlett-Packard, другие — от Sun Microsystems и только по результатам можно будет судить какой путь был эффективней, кто правильно оценил перспективы, выбрал средства и инструмент.

Причем мы не ратуем за полную свободу ИТ политики предприятий связи, входящих в холдинги. Понятно, что это абсурд. Это как бы другая крайность. Нужно найти золотую середину, оптимальный баланс.

Cnews.ru: Перспективы развития в России IP-телефонии все оценивают по-разному. Какова стратегия CBOSS в отношении этой технологии?

Андрей Морозов: Изначально принцип конвергентности мы ставили во главу угла наших технологий. Это основной принцип, который применяется при разработках. CBOSS расшифровывается как Convergent Business Operation Support System. Конвергентность — это и есть способность обрабатывать разнородные данные. И, в частности, это значит, что все технологии, которые мы производим, ориентированы не только на голосовой, но и на IP-трафик, в том числе на VoIP.

Cnews.ru: На 7-й конференции по IP-телефонии обсуждался вопрос о том, что Россия сейчас подходит к такой черте, когда IP-трафик будет настолько велик, что традиционные телекоммуникационные компании будут заинтересованы в определенных и довольно специфических действиях, как, например, на Украине. Как Вы видите эту ситуацию — нужно ли действительно вести работу с государством, как утверждает ряд организаций? Например, активно участвовать в совместной разработке закона о связи?

Андрей Морозов: Хотя мы не участвуем в этих дебатах, так как не являемся оператором, а производим конвергентные решения, обрабатывающие любой трафик и, по большому счету, нам все равно. Однако разделяем точку зрения, что любые попытки ограничить какие-то технологии законодательно — это, если не сказать мракобесие, то, во всяком случае, не прогресс.

Если ограничивается применение вредных технологий, например, опасных для здоровья или экологии, то это понятно, возражений не возникает. Но попытки законодательно ограничить безвредные технологии, с тем, чтобы защитить какие-то другие технологии, не представляется эффективным и с экономической точки зрения выглядит весьма странно. Конечно же, это не может соответствовать интересам отрасли.

Понятно еще, когда государство, используя свои регулирующие механизмы, защищает государственные, а еще лучше — национальные интересы. Но когда на государственном уровне защищаются устаревающие технологии, это понять нельзя. Национальные интересы вряд ли заключаются в том, что бы, скажем, голосовой трафик превалировал над IP-трафиком. Но, тогда, извините, причем здесь законодательные функции?

Cnews.ru: Стоит ли сегодня кадровая проблема в воспроизводстве ИТ-специалистов в России или истории о том, что «все классные спецы уехали, а студентов не учат» — ерунда?

Андрей Морозов: Проблема с кадрами есть. По оценкам некоторых аналитиков российский ИТ-рынок недоукомплектован кадрами на 30%. Но из этого отнюдь не следует что «все классные спецы уехали, а студентов не учат». Вопрос поставлен не очень корректно. Противопоставляются две альтернативы, тогда как на самом деле проблема многогранна.

Сейчас, в связи с хорошей конъюнктурой, мы наблюдаем другую картину — «классные спецы» возвращаются, не найдя на Западе применения своему труду. Они приходят и к нам. У нас таких уже не один, не два и даже не десяток. Но еще большее количество не уезжали, но при этом работали в оффшорном программировании, продавали на Запад свой труд, свои мозги.

Кстати, вопрос этот не только финансовый, но и ментальный. Зачастую речь идет не только о деньгах, хотя они имеют существенное значение, а о возможности реализации своего потенциала. Востребованы ли, восприняты ли способности человека? По своим ли способностям, по своему ли потенциалу он получает задания? Интересно ли ему? Не командует ли им бестолковый менеджер, который не может задействовать этот ресурс? Достаточно ли масштабные задачи? Достаточно ли объективная оценка человека? Достаточно ли возможностей для продвижения? Наш опыт показывает, что если брать по совокупности факторов, мы можем в России предоставить условия не хуже западных.

Сегодня такие ребята работают в CBOSS, у российского производителя и, в результате, мы продаем не труд, а интеллектуальную собственность — право использования наших технологий за рубежом. Мы не продаем никаких невозобновляемых или трудновозобновляемых ресурсов. Это не нефть, не лес, не газ, не уголь и даже не мозги, и даже не труд — это право использования результатов труда. В физическом смысле — воздух. И за этот воздух мы получаем твердую валюту, платим налоги, заработную плату, приумножаем накопленную интеллектуальную собственность. С точки зрения национальных интересов поступаем созидательно и благородно.

Однако мы вынуждены констатировать, что уровень национального образования сегодня существенно ниже, чем в советское время. Это трагедия национального масштаба. По-видимому, дело в социальном заказе на образование и на науку. Тогда социальным заказчиком был, в основном, ВПК. Сегодня, к сожалению, хорошего крупного заказчика нет.

Почему «к сожалению»? Не стало заказчика — упало предложение. Сейчас в роли социального заказчика для науки и образования могла бы выступить ИТ-область, в частности, телеком. Например, наша компания, в меру своих возможностей, старается повышать уровень образования в стране и выступать заказчиком.

Мы организуем при московских институтах специальные группы, в которых преподаются самые современные IT-дисциплины. Так, в прошлом учебном году на наших кусах в различных вузах России прошли обучение 300 человек. Программы обучения были разработаны специалистами нашей компании в рамках сотрудничества с ведущими отечественными вузами — МИЭМ, МИРЭА, МИЭТ, МИФИ, МГТУ имени Н.Баумана, МГУЛ, РГГУ, ГУУ, МТУСИ. В 2002–2003 учебном году ведем обучение на этих курсах около 1000 человек.

Летом мы специально создали 250 дополнительных рабочих мест, чтобы дать студентам возможность пройти практику на современном предприятии, решая реальные задачи, участвуя в реальном производственном процессе.

Сейчас также открываем кафедру в МИФИ. Недавно провели олимпиаду по математике среди студентов Вузов. Даже получили благодарность Московского центра непрерывного математического образования. Было достаточно много участников, только в финал вышло 36 человек. Олимпиада пользовалась большой популярностью, и мы собираемся эту деятельность продолжать для привлечения внимания молодежи к науке и образованию.

Как фирма, работающая в области высоких технологий и интеллектуальной собственности, мы вкладываем в развитие системы образования достаточно большие средства. Причем как в национальную, так и во внутрифирменную. Мы получили лицензию на образовательную деятельность в области профессионального образования. У нас большое количество полностью компьютеризированных учебных классов. После проведения реконструкции комплекса зданий еще большие помещения и ресурсы будут отданы под первичное и профессиональное обучение.

Кстати, Sun Microsystems сейчас заключает с нами договор об использовании нашей инфраструктуры для обучения своим технологиям и решениям.

Cnews.ru: Какие тенденции будут определять направление и темпы развития ИТ-рынка в 2003 году?

Андрей Морозов: Благоприятная экономическая конъюнктура будет вести к росту инвестиций, в том числе в область ИТ. Будет подъем всего рынка. При росте инвестиционного фона, подобно тому, как это происходит при росте радиоактивного фона, растет количество изменений. Но не все изменения будут во благо. Когда на рынке много денег, они иногда инвестируются беспорядочно.

Уместно будет рассказать о случае, произошедшем с нами в период подобного высокого инвестиционного фона. В 1997 г. или в начале 1998 г. мы тестировали оборудование различных производителей. Тестировали на прикладной системе, не доверяя универсальным тестам. По нашему запросу фирма Hewlett-Packard любезно предоставила доступ к серверу марки T-500, находящегося в собственности у одного из банков. Сервер, стоящий в вычислительном центре этого банка, был в нашем эксклюзивном распоряжении — он совершенно ничего не делал, работал только над нашими задачами. Это был 4-х процессорный RISC-сервер, он и выглядел весьма впечатляюще и стоил тоже весьма солидно. Мы загрузили его тестами, эмулирующую достаточно большую нагрузку. Сидим ждем, подходит директор вычислительного центра этого банка и происходит следующий диалог:

• Ребята, что вы тут делаете?
• Тестируем ваше оборудование.
• А что значит «тестируем»? Оно в порядке. … Оно исправно.
• Нет… Мы производительность тестируем.
• А это что такое?
• Мы запустили задачу и смотрим, сколько времени компьютер будет ее решать.

И здесь директор вычислительного центра задал просто убийственный для нас вопрос: «А какое это имеет значение, сколько времени машина думает над задачей?».

Это пример инвестиций, не соответствующих задачам. Такое возможно в условиях высокого инвестиционного фона. Мне не известно, что стало с тем банком после кризиса 1998 года, но есть основания полагать, что он, наверное, испытывал трудности.

Cnews.ru: Как Вы считаете, стабильность в 2003 году сохранится?

Андрей Морозов: Вероятнее всего. Но она определяется конъюнктурой, прежде всего, на рынке энергоносителей. Конечно, гордиться тут нечем. Другое дело, что кто-то сможет использовать ситуацию и создать структурный и технологический заделы будущей стабильности и будущего процветания, а кто-то — нет.

Еще раз повторю, что выиграет тот заказчик, который приобретет эффективное решение и тот производитель, который его предоставит.

Cnews.ru: Спасибо.

Вернуться на главную страницу обзора